Дом с привидениями. Страница 1

Галина Романова

Пятая Печать. Дом с привидениями

Вместо пролога

Было темно. Огонек свечи только подчеркивал ночную тьму да плодил по углам жуткие тени. Но двум девочкам, устроившимся на одной постели под общим одеялом, все было нипочем. Горит свеча, рядом на лавке нянька прядет свою пряжу, так отчего бы не поболтать с двоюродной сестрой, приехавшей издалека погостить.

У сестры чудно́е имя – Амалия, и сама она чудна́я – всему верит. Ну, еще бы! В ее городе таких чудес не бывает.

– А еще, – одна сестра обняла другую за шею, – есть у нас тут Мертвый Дом…

– Чего? Какой – мертвый?

– А вот такой. Мертвый, и все. Туда не всякому дорога есть, а только самому смелому. Он в низине стоит, за околицей.

– А почему его мертвым зовут? Там не живет никто?

– Конечно, не живет! Все же умерли! Там жила большая семья – отец, мать, семеро детей, бабушка старенькая… А потом однажды зимой постучался к ним незнакомец. Погода была плохая, снег, метель, холодно…

– Что такое «метель»? – тут же переспросила Амалия.

Сестра прыснула со смеху, а потом вспомнила, что та живет на юге, у Русского моря, где морозов, метелей и снежных буранов не бывает.

– Это когда снег не с неба спокойно падает, а ветер его несет. С ног сбивает, не видно ничего… В общем, на улицу лучше не выходить… В общем, они незнакомого человека пожалели и впустили, чтоб отдохнул и обогрелся. А потом они все умерли.

– Кто?

– Ну все, кто в доме жил. Утром пошли его будить. Послали младшего сына – он ушел и не вернулся. Послали другого – он тоже не вернулся. Послали третьего… Короче говоря, все семеро ушли и не вернулись. Потом мать пошла… За нею – отец. И всё. А бабушка сама умерла – она старенькая была, за ней надо было ухаживать, а ухаживать некому. И тот человек пропал. А сокровище осталось.

– Какое сокровище?

– Ну то, которое он принес. Оно там до сих пор лежит.

– Ух ты! – Амалия придвинулась ближе. – В самом деле?

Нянька резко выпрямилась, бросив руки на колени.

– Да не слушайте вы ее, барышня! – воскликнула она. – Нет никакого мертвого дома! Сказки все это! Дети малые в них верят, а больше никто! А вам, Леокардия Львовна, совестно должно быть за такие речи. Вы уже почти взрослые, в гимназии учитесь, а такие глупости болтаете! Вот, смотрите, пожалуюсь мамаше-то!

– Замолчи, Дунька! – прикрикнула Леокардия. – Не твоего ума дело! Лучше сходи и принеси клюквенного морсу!

Нянька вздохнула, встала с лавки и пошла прочь, бормоча что-то себе под нос.

– Не обращай на нее внимания. – Одна девочка придвинулась ближе к другой. – Это она нарочно говорит. Тятенька ее за Ваську-конюха замуж не отдал, мол, от меня забирать неохота, вот она и злится. А Мертвый Дом есть. Я издалека видала, да одной боязно было подходить. Если не забоишься, с тобой вместе сходим. Только, чур, Дуньке ни слова!

Амалия кивнула.

А два дня спустя случилась беда: пошли девочки гулять и к обеду не вернулись. Дуньку, няньку, насмерть запороли – всё пытались правды от нее добиться, куда хозяйскую дочку с ее двоюродной сестрой девала. Та, пока говорить могла, все про Мертвый Дом твердила, да ей не поверили – думали, нарочно врет, чтоб отстали. Потом, конечно, по округе искали, все овраги, все берега реки Дебрянки проверили, а следов двух девочек так и не нашли.

Прошло несколько лет…

Глава 1

Манерно отставив мизинчик, старая дама пила свой вечерний кофий. Тикали ходики на стене. Только что пробило десять часов. В просторной кухне царил полумрак, разгоняемый лишь свечой на столе. За окном шумел под ветром старый сад, сухая ветка постукивала в ставень. Дерево опять хотело о чем-то попросить. И не надоело ему? Каждый раз при перемене погоды ноет, как застарелый ревматизм.

Тихо скрипнула дверь. От порыва сквозняка дрогнуло пламя свечи. Послышались мягкие тихие шаги.

– Ты опять? – Старая дама отхлебнула кофию. На самом деле она была не такой уж старой и предпочитала, чтобы ее называли пожилой. Что такое, в конце концов, для женщины шестьдесят шесть лет?

Шаги остановились рядом с ее стулом. Она не повернула головы.

– Чего пришел? Скучно?

В ответ раздался тяжелый вздох. Пламя свечи дрогнуло опять.

– Молчишь? Ну молчи-молчи…

Тонко скрипнули половицы, когда за спиной переступили с ноги на ногу. Пожилая дама не повернула головы.

– Скучно. – Она сделала еще один глоток, последний. Внимательно посмотрела на дно на собравшуюся внизу гущу. На несколько секунд прикрыла чашку ладонью, сосредоточилась – и резко перевернула ее на блюдце.

Опять скрипнули половицы.

– Погоди. Раз… два…

На счет «три» пожилая дама резко подняла чашку, всмотрелась в разводы кофейной гущи. Бо́льшая часть гущи вылилась на блюдце и растеклась разводами и линиями – у гадательницы было бурное прошлое. На стенках и дне чашки осталось не так уж много, и это заставило ее нахмуриться. Да, она не девочка, но зачем так явно намекать на то, что жизнь коротка?

– Ну-ка, ну-ка. – Она повертела чашку, рассматривая символы и линии. – Все не так уж плохо. Волна, корова, лягушка у дороги и венок – удачное путешествие приведет к нам в дом гостя… Слышишь? Гостя!

В ответ раздался тихий вздох.

– Так, – пожилая дама продолжала вертеть чашку, – что это у нас? Петух и звезда? Желанное известие переменит ситуацию в мою пользу? И бабочка рядом… Одно к одному! Давно такого не было. Пожалуй, надо сообщить сестрам. Или не стоит? Как считаешь? Опять Виктория захочет всю славу забрать себе?

Ответом снова был вздох. Прерывистый, тоскливый.

– Не вздыхай! Ты же знаешь, как я этого не люблю! – Пожилая дама решительно поставила чашку на стол. – Пора собираться. Еще будет время обо всем подумать…

Бормоча себе под нос, она вышла из кухни. Забытая свеча погасла сама собой, но перед этим пламя ее взметнулось вверх, ярко осветив донышко чашки и проступившие там символы – ворон и весы, знак беды и неудачи. Но, прежде чем мрак окутал кухню, чья-то рука плеснула в чашку несколько капель воды, смывая знаки.

За окном послышался тихий свист – мимо пронеслось что-то большое. И снова наступила тишина, нарушаемая только тиканьем ходиков и чьими-то неторопливыми тяжелыми шагами.

Вздрогнув, девочка проснулась, но продолжала лежать неподвижно, затаив дыхание и притворяясь спящей. В душе жила смутная надежда, что, если она будет лежать тихо-тихо, ее не заметят. Ведь чудовища, живущие под кроватью, только и ждут, чтобы схватить кого-нибудь за ногу – и съесть. Мама над нею все смеялась – мол, такая большая, двенадцать лет уже, а все веришь в эти глупости! Но девочка знала, чувствовала, что это не так – только не знала, как объяснить это своей маме.

Не открывая глаз, девочка прислушалась, пытаясь понять, что ее разбудило. Голоса? Ну да. Из комнаты родителей доносятся приглушенные возгласы. Разговаривают двое… Нет, кажется, три человека. Девочка различила высокий нервный голос матери. Всегда чем-то взволнованная, нервно-восторженная («Смотри, Анна Рита, ну разве не чудо? Первая бабочка в этом году!»), сейчас она была так спокойна, что дочка даже сначала не узнала свою мать. Женщина говорила коротко, тихо, уверенно. Она успокаивала, увещевала, смиренно о чем-то просила. Девочка никогда прежде не слышала, чтобы у матери был такой ровный голос, и это ее напугало. Сердце застучало громче, грохотом отдавая в виски. Сквозь шум крови в ушах девочка не разбирала и половины слов. Слышала и узнавала только часто повторяющееся: «Успокойся!»

А вот отец – обычно сдержанный, рассудительный, почти никогда не смеявшийся и удивительно спокойный – на сей раз явно был взволнован. Голос его то и дело поднимался до истерических ноток, и девочка сообразила, что ее разбудило – возглас, почти крик отца: «Не надо!» И ответ матери – сухой, сдержанный, деловой: «Успокойся!»